К кассам зоопарка тянулась длинная очередь. Ну, родители с детьми, это само собой. А вот большое число любовных парочек меня поразило. Держатся за руки, хихикают, награждают друг друга тычками, строят глазки, будто зоопарк — самое место для свиданий.
В наши дни, господин Премьер, тысячи иностранцев едут в Индию за знанием особого рода, за нирваной, просветлением. Они направляются в Гималаи, в Бенарес, в Бодхгая, изучают йогу, курят гашиш, пристают к аскетам-садху.
Ха!
Напрасный труд. Сокровенное знание поджидает их не на берегах Ганга и не в далеких монастырях, а в Национальном зоопарке, что в самом сердце Нью-Дели.
На пальмах посреди искусственного озера мы с Дхарамом видели златоклювых аистов. Когда они взлетали с веток и выхватывали из зеленоватых вод рыбу, крылья их отливали розовым. За пальмами виднелись живописные развалины Старого Форта.
Великий поэт Икбал был прав. Если чувствуешь красоту мира, ты уже не раб. Пропади пропадом наксалиты со всем своим китайским оружием. Научи каждого бедняка рисовать — и богатым в Индии придет конец.
Я особо показал Дхараму плавные линии форта, очертания бойниц на фоне голубого неба, древние стены, ярко освещенные солнцем. Полчаса мы ходили от клетки к клетке. Лев и львица, как и положено городской супружеской чете, сторонились друг друга и не общались. Гиппопотам лежал себе неподвижно в огромном пруду полном жидкой грязи. Дхарам хотел было, по примеру некоторых других, бросить в гиганта камешек, вдруг пошевелится, но я запретил. Бегемоту чужда суета, такой уж он уродился.
Пусть звери живут как звери, а люди как люди. Вот вам вся моя философия в одной фразе.
— Нам пора, — сказал я Дхараму.
— Еще пять минут, дядя, — взмолился он.
— Хорошо, пять минут
Мы подошли к обширной выгородке. За высокими прутьями из бамбука по участку взад-вперед расхаживал тигр.
И не какой-нибудь завалящий.
Такой зверь рождается в джунглях один на целое поколение. Редчайший экземпляр.
Белый тигр.
Узкие черные и широкие белые полосы мелькали передо мной в просветах между прутьями словно прерывистые кадры старого кино. Тигр двигался из конца в конец выгородки, туда-сюда, туда-сюда, размеренным монотонным шагом, как загипнотизированный.
Да он и вправду гипнотизировал сам себя этой своей однообразной поступью, иначе как бедняге выдержать за решеткой.
Зверь за прутьями вдруг застыл, будто сбросив с себя заклятие, и повернул голову ко мне. Глаза наши встретились, совсем как глаза хозяина и шофера в зеркале заднего вида.
И тут тигр внезапно пропал.
По спине у меня пробежала мелкая дрожь. Колени затряслись, тело сделалось легким. Какая-то женщина крикнула:
— Эй, смотрите! Сейчас грохнется в обморок!
— Какой еще обморок... Что вы! — хотел ответить я, но у меня вдруг поехала нога, я поскользнулся на ровном месте. Под землей заскребли когти, впились мне в плоть и потащили во тьму.
Теперь-то мне понятно, зачем сюда ходят влюбленные и награждают друг друга тумаками и щипками, — вот последнее, что мелькнуло у меня в голове.
Вечером у себя в комнате я положил на пол перед Дхарамом листок почтовой бумаги и ручку
— Хочу посмотреть, как хорошо ты пишешь письма. Напиши бабушке, что сегодня случилось в зоопарке.
Неторопливым ровным почерком он написал про гиппопотама, шимпанзе и болотного оленя-барасингу.
— Про тигра тоже расскажи.
Он, капельку помедлив, добавил: «А еще мы видели белого тигра в клетке».
— Расскажи ей все, Дхарам.
Мальчик покосился на меня и вывел: «Дядя Балрам упал без чувств у клетки с тигром».
— Погоди — я продиктую, а ты запишешь.
Он записывал за мной минут десять, до того торопился, что даже перестал вытирать ручку о волосы и перемазал пальцы в черной пасте. Закончив писать под диктовку, он зачитал текст вслух, а я проверил, все ли он передал верно и не наделал ли ошибок.
Я позвал людей на помощь, и мы уложили дядю под баньяном. Ему плеснули в лицо водой, потормошили, и он очнулся. Люди говорили: твой дядя бредит, прощается со своей бабушкой. Наверное, ему кажется, он умирает. Глаза у дяди были открыты. «Тебе плохо, дядюшка? — спросил я. — Зачем ты прощаешься с бабушкой?» Он взял меня за руку и сказал: «Прости. Прости. Прости». Я спросил: «За что прости?» А он сказал: «Бабушка, я больше не могу жить в клетке. Прости меня». Потом мы сели на автобус, вернулись в Гургаон и пообедали в чайной. Было очень жарко, и мы здорово вспотели. Вот и все, что сегодня случилось.
— Можешь дописать, что хочешь, завтра отправишь, но не раньше, чем я уеду на машине. Ясно?
Все утро моросил мелкий навязчивый дождик, шум воды был отчетливо слышен в моей клетушке. Поднявшись, я сразу отправился к машине. Вставил в держатель палочку благовоний. Протер сиденья. Протер лики богини. Щелкнул страшилу по высунутому языку. Положил рядом с водительским сиденьем небольшой сверток и запер дверцу на ключ.
Потом отошел на два шага от «Хонды Сити», сложил руки и низко поклонился машине.
Решил побыть немного с Дхарамом. По-моему, мальчик скучал, я сделал ему бумажный кораблик, и мы с ним устроили регату в сточном желобе за забором.
После обеда мы с Дхарамом вернулись в свою комнату.
Я положил руки ему на плечи, тихонько повернул затылком к себе и бросил на пол монетку.
— Нагнись и подними.
Он послушно нагнулся. Я не спускал с него глаз. Дхарам расчесывал волосы на прямой пробор, как и мистер Ашок. Белая полоска упиралась в округлую беззащитную макушку.