Белый Тигр - Страница 53

Он громко задребезжит, и калейдоскоп бешено завертится, и ярко вспыхнут красные огни! Тревога! Петух сбежал из клетки! Но уже протянута рука, и беглец схвачен за шею и водворен на свое законное место.

Я поднял с земли предсказание, прочел еще раз.

Сердце у меня, казалось, сейчас выскочит из груди. Я сел на бетон перрона.

Хорошо подумай, Балрам. Вспомни, что учинил Буйвол с родными своего слуги.

Надо мной захлопали крылья. На балках вокзала плотными рядами сидели голуби, две птицы слетели вниз и неторопливо, будто в замедленной съемке, кружили у меня над головой, прижав к груди лапки с торчащими розовыми коготками.

Неподалеку на бетонном полу мирно похрапывала женщина, ее красивая пышная грудь распирала тесную блузку. За пазухой у женщины была припрятана одна рупия, сквозь ярко-зеленую ткань отчетливо просвечивали цвет банкноты и цифра номинала. Багажа при женщине не имелось никакого, скорее всего, в этой бумажке заключалось все ее богатство. А ей и горя мало, лежит себе на перроне у стены и сладко спит, и ничто в этом мире ее не заботит.

Почему я так не могу?

Позади послышалось утробное рычание, я обернулся. На перроне вертелась черная собака. На левой задней лапе, у самого хвоста, розовела открытая рана, собака силилась до нее дотянуться, но тщетно, и несчастное животное, скаля зубы, с монотонной бестолковостью крутилось на месте.

Я перевел взгляд на спящую женщину — на ее вздымающуюся грудь. Пес за спиной рычал все громче.

В воскресенье я отпросился у мистера Ашока, сказав, что пойду в храм, и отправился в город. На автобусе доехал до Кутуба, взял такси-джип — и прямым ходом на Джи-Би-Роуд.

Это, господин Премьер, знаменитый делийский «квартал красных фонарей» (это они так по-английски его называют).

Какой-нибудь час здесь разгонит мою тоску, развеет черные мысли. Когда удерживаешь семя в нижнем теле, это пагубно влияет на циркуляцию жидкостей в теле верхнем. Вам любой деревенский подтвердит. Это факт.

Было только пять часов вечера, до темноты далеко, но женщины ждали меня, как и любого другого мужчину, во сколько бы он ни заявился.

Мне доводилось бывать на таких улицах — я уже говорил об этом, — но на этот раз все было как-то не так. У меня над головой за забранными решетками окнами борделей шушукались и хихикали женщины, а я глаз на них не мог поднять.

Возле одного борделя сидел торговец пааном, вынимал из миски с водой зеленые листья, ножом намазывал на них пряности, поодаль другой мужчина кипятил на шипящем голубом пламени газовой плитки молоко.

— Что с тобой? Посмотри на женщин. — Сутенер, коротышка с длинным прыщавым носом, схватил меня за запястье. — Тебе, похоже, иностранки по вкусу. Так возьми непальскую девочку. Красотки, правда? Только глянь на них, сынок!

Он цапнул меня за подбородок — наверное, принял за новичка — и рывком задрал мне голову. Вот они, непалки, светлокожие красавицы с раскосыми глазами, перед которыми не устоять ни одному индийцу. Резким движением головы освобождаюсь от руки сутенера.

— Бери любую! Бери всех! Не мужик, что ли?

При других обстоятельствах похоть уже завладела бы мной и я с кровожадным ревом ворвался бы в бордель.

Но порой лучшее, что есть в человеке, воплощает живущий в нем зверь. Ниже пояса у меня ничего не шелохнулось.

Они словно попугаи в клетке. Одна скотина трахает другую.

— Жуй паан — поднимает! — закричал торговец, размахивая своим товаром. Капли воды полетели мне прямо в лицо.

— Пей молоко — тоже поднимает! — вторил ему сморщенный человечек с газовой плиткой. Перекипевшее молоко текло через край — человечек будто нарочно помешивал в кастрюльке ложкой, и молоко поднималось, и пенилось, и яростно шипело.

В ярости я кинулся на торговца пааном, спихнул его с табурета, рассыпав листья и опрокинув миску с водой. Кулак мой врезался в лицо торговца. Сверху донесся визг. И тут же на меня набросились сутенеры; лягаясь и нанося удары направо-налево, я вырвался и понесся прочь. Джи-Би-Роуд — это Старый Дели, про который тоже следует сказать пару слов. Запомните, господин Премьер, Дели — столица двух государств сразу, двух Индий. Здесь соединяются Мрак и Свет. Гургаон, где жил мистер Ашок, светлый, современный район, — одна ипостась столицы, а старый город — совсем другая. В древней части полно такого, о чем новые районы успели забыть, — рикши, каменные строения, мусульмане. По воскресеньям (надо только пробиться сквозь вечную толпу мимо чудаков, что толстой ржавой проволокой чистят уши другим чудакам; мимо торговцев рыбками — товар плавает в зеленой бутылке с морской водой; мимо барахолки одежной и барахолки обувной) на Дария Ганж открываются знаменитые книжные развалы.

Наверное, вы слыхали про это торжище, сэр, одно из чудес света. Десятки тысяч затасканных, замусоленных, почерневших книг по всем предметам (техника, медицина, искусство любви, философия, образование, география и прочее) выложены прямо на мостовой от самых Ворот Дели до Красного Форта. Некоторые книги такие старые, что рассыпаются в руках, некоторые до дыр изъедены червями и мокрицами, некоторые вспучены, словно их достали со дна колодца, некоторые обуглились по краям, — но все это неважно, ведь книга в любом виде — книга! Большинство лавок в это время закрыто, но обжорки работают, ржавые лопасти вентиляторов лениво вертятся, и кухонный чад мешается с запахом ветхих страниц. Легкий ветерок нежен, словно крылья бабочки.

Я бродил по книжным рядам и втягивал этот запах — все равно что глоток чистого кислорода после затхлой вони борделя.